≡

У Сарыг-Сепа Малый Енисей уходит от горных приторов и становится вполне равнинной рекой, хотя воды его и несутся со скоростью хорошего степного скакуна. Но здесь река делится на несколько рукавов, и поросшие лесом острова богаты самыми разнообразными местами для рыбалки. Бурные каменистые перекаты-шиверы чередуются с глубокими уловами (омутами), в которых вода с шипением закручивает зеленоватые воронки, а золотистые песчаные косы — с заломами, щетинящимися острыми сучьями замытых большой водой лиственниц и елей. Такое разнообразие радует всех рыболовов, от спиннингистов до доночников, от поплавочников до ценителей «мошки» и «кораблика».

А у меня любимыми местами ловли были острова под Медведeвкой — селом, вытянувшимся по левому берегу Малого Енисея почти напротив Сарыг-Сепа. Во-первых, места эти были доступны для моей двухместной резиновой лодки, да и от дома моего в Сарыг-Сепе совсем рядом. Во-вторых, перекаты, улова, заломы, уходящие в глубину песчаные косы были местом обитания самой разной рыбы: от ельца и бычка-широколобки до хариуса, ленка и тайменя.

Правда, требовалось немало умения и силы, чтобы проходить на веслах бурные перекаты, огибать колючие заломы. Особенно неприятна была Медведевская шивера на одной из больших и бурных проток. Здесь не было перепада, как в порогах, но среди неровных каменных глыб, в беспорядке разбросанных по руслу, вода мчалась шумно и стремительно, вздымая метровые пенные волны. Шиверу все старались обходить по другим, более спокойным протокам. Но мне, чтобы попасть на свои места, приходилось переплывать протоку метров на сто пятьдесят выше шиверы. Этого расстояния было достаточно, чтобы проскочить наиболее опасное место и причалить там, где нужно. А самые уловистые места были как раз возле шиверы, и добраться до них можно было либо по медведевскому берегу, продираясь сквозь густые заросли шиповника и караганы, либо, как я, обходя опасную шиверу на лодке.

Места стоили того. Здесь постоянно ловились крупные енисейские ленки, средних размеров хариусы и небольшие (по местным меркам) таймешата, до 5–6 кг.

…В тот день я вполне благополучно проделал свой путь от поселка до большого тихого омута возле бывшего колхозного свинарника, где всегда можно было накопать дефицитных в этих местах червей. Но омут буквально кишел мелким ельцом. Елец сбивал червя, и нормально ловить на донки не было ни малейшей возможности. Просидев чуть больше часа и поймав всего трех небольших леночков, я решил переправиться на остров и попробовать ловить в быстрой протоке перед закоряженным уловом.

Успел забросить две донки и готовил третью, как вдруг на первой натянутая течением леса сильно провисла, а в следующий момент рыба рванула ее с такой силой, что едва не выскочило из песка удилище – двухметровый таловый прут. Пока я бежал по вязкому песку к донке, рыба вышла на поверхность и принялась шумно плескаться. Это был крупный ленок, засекшийся сам и бурно выражавший теперь свое недовольство.

Потихоньку, смягчая рывки рыбы, вывел я ее на мелководье и выбросил на песок. Сверкающая, розово-серебристая, толстая и широкая, она билась на песке, запутывая леску. Это был ленок килограмма на три, темно-сиреневый со спины, с крупными розовыми пятнами и мелкими черными крапинками на серебряных боках. На берегу он оборвал поводок и готов был скатиться в воду.

— Ну, нет, дружище! Попался — значит, попался. Извини, но так уж надо.

Только успел, оглушив ленка рукояткой ножа, убрать его в рюкзак и распутать донку, как поклевка на второй! Длинный прут сгибается до самой воды. Этот ленок оказался чуть меньше первого, но такой же бойкий и сильный. А когда я попытался достать крючок из его пасти, он в кровь ободрал мне пальцы своими мелкими острыми зубами.

Две рыбины есть. Настроение — хоть песни пой. Неспешно наладил я опять обе донки, наживил, забросил. Принялся, наконец, и за третью. Забросил и ее, но неудачно. Мощная струя подхватила тяжелое грузило, словно щепку, и снесло прямо в замытые песком лиственницы у самого улова.

Солнце светит, река шумит, играет солнечными зайчиками. Вода чиста, как хрусталь, но холодна, словно лед, в такой не искупаешься. А в синем небе над островами, над рекой парят бурые коршуны.

В соседней протоке басовито прогудел теплоходик «Заря». Значит, время к полудню. А поклевок пока больше нет. Пожалуй, пора и пообедать. Пока собирал сушняк, разводил костерок да чай кипятил, на донки лишь краем глаза поглядывал. Лодку на всякий случай в тень убрал, от солнышка палящего подальше, а вышел на берег — леска на двух донках провисла. На первой после подсечки ничего не почувствовал и лишь когда вытащил, увидел бычка-широколобку. Вот окаянный! Сам-то чуть больше пальца, а любого червяка с крючком заглотает так — ни за что не вытащить, хоть режь его. Плавники растопырил, жабры в стороны торчат, а на жаберных крышках – колючки острые. Этого снял нормально, а вот бычок со второй донки сумел-таки мне своим крючком-колючкой палец проколоть.

Такой улов не порадовал. Если эта братва стаей на перекат выйдет, никаких червей не напасешься! Оставил вытащенные донки на песке, а сам пошел третью проверить. Прут-то ее за кустиком тальника не виден. Но и за куст зашел, а прута не увидел! Подбежал, а его кто-то до самой воды согнул, хорошо хоть не выдернул. Взялся за леску и чувствую по толчкам, что сидит кто-то большой, и прямо в коряжнике. Ну, ясно, или таймешонок, или здоровенный налим (мезир по-местному) попался. Хана донке: из такого коряжника нипочем не вытащить. Потянул на всякий случай и чувствую, что пошла рыбина. Потянул сильнее — и завозился, заплескался там таймень. Да какой! Алый хвост над водой мелькнул, в две мои ладони шириной. Нет, не мой он конечно, но хоть подержать такого на леске! А сердце колотится, вот-вот выскочит, и руки дрожат. Подтягиваю помаленьку — подается, и мало что подается — пошел из коряжника на перекат. Леса против течения до звона натянута. Удержать пытаюсь, сапоги по гальке мокрой скользят. Но вот нажал еще таймень, и все кончилось. Поводки-то у меня все-таки 0,30, да и крючки никак на такого молодца не рассчитаны. Оборвал — и ладно.

Посидел я на теплом песке, подождал, пока сердце успокоится. Потом привязал новый поводок, опять забросил, только подальше от коряг. Может, кто другой червяком coблaзнится. Забросил и первые две донки, второпях на берегу брошенные. Не клюет.

С час, а то и больше глухое бесклевье продолжалось. Понимаю, что это мой таймень где-то здесь, поблизости, бродит. Что ему небольшой крючок в челюсти! Пока тянул – мешал, а теперь, наверное, и не чувствует. Таймень-то не меньше пуда!

Ближе к вечеру поймал хариуса небольшого, а у коряги снова таймешонок взял, на этот раз по моей снасти: килограмма на полтора. Тем временем солнышко за хрeбeт спряталось, вот-вот темнеть начнет, пора и домой собираться. Пока донки смотал, лодку подкачал да на медведевский берег переправился, и впрямь сумерки подошли. Меня это не смущало. Не в первый раз потемну протоками между островов домой возвращаться, главное — горловину шиверы пройти, чтобы в поток не затащило. Да надо же было такому случиться — нож свой на острове оставил! Пришлось возвращаться. Пока туда-сюда плавал да искал его, совсем стемнело.

Подошел к месту, от которого обычно отчаливал, спустил лодку, оттолкнулся от берега… Чувствую: что-то не то. Уж больно сильно подхватило течение лодку. Как ни стараюсь выгрести — тянет ее, и шум шиверы все ближе. Налег на весла изо всех сил, только бы уключины резиновые выдержали! Но нет, затягивает в «трубу» перед шиверой.

Тогда-то и понял я, что не дошел до своего места метров пятьдесят, спутал в темноте один таловый куст с другим, и теперь сносит меня в эту кипящую каменистую прорву…

Туда и днем-то не дай Бог попасть, а сейчас, в темноте, швырнет «надувашку» на камни – и все. Даже руки на какое-то мгновение ослабли.

— Ну, нет, — говорю себе. — Ты чего ж это? Сдрейфовал? Думай! Еще пара минут тебе остается.

И решение пришло: развернуть скорее лодку кормой вперед и грести, грести что есть сил против течения, чтобы замедлить скорость.

А шум воды в камнях — вот он, уже совсем рядом. Но я успел! Успел замедлить ход лодки настолько, что первые камни лишь легко задел веслом, еще об одну глыбу бортом чиркнул, но не сильно, не опасно, а вот на следующий гранитный лоб меня все-таки натащило, разворачивать стало, но и тут справился, сумел столкнуть лодку. Еще каменюка прямо перед лодкой вырос из темноты, ткнулась в него лодка, но не сильно, и потихоньку мне отвести ее удалось.

Кончилась шивера так же разом, как и началась. Закружило лодку в улове под сливом, а потом выбросило в протоку, за которой основное русло Малого Енисея начиналось. Сижу в лодке весь мокрый от брызг и от пота — и все еще не верю, что прошел.

— А ведь прошел-таки! Прошел! А днем бы ни за что  не сунулся!

Однако, лодку-то вон куда уже унесло. К берегу надо. Пристать смог только ниже моста через речушку Мерген, километрах в пяти ниже поселка. Свернул лодку в мешок. Рюкзак с рыбой и снастями на одно плечо, лодку на другое, и пошагал к дороге. А вскоре на попутном УАЗике уже ехал домой, в Сарыг-Сеп.

Автор: В.Назаров

«Медведевская шивера» Вадима Васильевича Назарова была опубликована в «Российском рыболовном журнале» №3-4/2003. Воспроизводится с согласия автора по материалам редакционного архива.

Положите в корзину сразу, потом потеряется: